Дротики

Предвкушение предстоящей игры будоражило воображение, рисуя разные сценарии поведения. Острота ощущения зависело от кандидата на роль «жертвы», от его реакции на события. Возможные варианты один за другим возникали перед глазами, щекоча внутренние нити удовольствия. Яркость представления картинки возможного события бегали, словно пальцы гитариста по струнам. Пикантность всему придавала мысль о том, что главным «режиссером и сценаристом» всего действия выступал он сам.

Вспышка в глазах прервала полет воображения. Мысль судорожно пыталась найти объяснение случившемуся, тяжело перестраиваясь от притягательности фантазии к случившейся реальности. Детский хохот пронзил мозг через ухо, тем самым напоминая ему о месте его расположения – семья. В рассеявшейся темноте, после яркой вспышки, он увидел счастливое лицо дочери, державшей в руке скалку.  

Несмышленый ребенок был в восторге от содеянного, а вернее, от получившегося результата после удара по голове. Дитя не понимало всю суть происходящего. Дочери было интересно изменение гримасы лица отца, а его вопль был кульминацией всего, дико восхитившее ребенка.  

Все его естество возмущалось случившимся. В первое мгновение ему хотелось вернуть испытываемую боль, но осознание того, что это была его маленькая дочь, остановило это желание. Беспомощность в такой ситуации бесило. Он понимал, что ответить тем же нельзя, да и вразумить так же вряд ли получится. Обида обжигала грудь в стремлении выйти наружу, но трезвость стояла непреодолимой стеной на ее пути.

Пожурив дочь, он пошел готовиться к предстоящей игре. Эту игру он придумал сам. Все участники игры были близкие ему люди. Он искренне считал их своими, верил, что все их нужды и чаяния он понимал лучше всех. Он так же понимал, что ему было со стороны виднее их ошибки, что подмывало его всякий раз давать дельные советы, кажущиеся ему единственно верными. В отношениях с близкими его удручало то, когда не следовали его совету, его представлению о ходе действия.

Он всегда был заводилой, придумщиком розыгрышей. Застигнуть человека врасплох, показать нелепость его ситуации или положения было характерной его чертой. Он так глубоко проникся своими чувствами, что порой мысли довольно долгое время не отпускали его от себя, рисуя всевозможные варианты.

На этот раз, он придумал игру, как он думал, необычную. Игра должна была привести в восторг его близких. Он думал о том, что бы все участники вжились в правила новой игры и приняли участие в нем с самоотдачей. Суть игры заключалась в следующем - он с закрытыми глазами должен кидать дротики в других участников. Игра была незатейливой, но ощущение некоего риска пораниться, игнора предстоящего укола должно было выработать сладость адреналина. Главным условием игры было то, что участники, кроме него, даже не подозревали об этой игре. Он решил сделать им сюрприз, ведь он был уверен в ее исключительной притягательности для своих близких.

На условленном месте встречи, он, с повязкой на глазах и на слух определив место положения участников, начал методично метать дротики в область груди и спины, где, как он предполагал, защищенность была наиболее надежной. Он понимал, что одежда не позволит пробиться дротику до кожи. Его привлекала ожидаемая реакция участников на эту неожиданную каверзу.  

Бросив первый дротик с небольшим усилием, он услышал возглас удивления. Второй бросок вызвал смех. Удивление и смех опьянили его, показали правоту его ожидания. Появившийся стимул усилить эффект от игры, он принялся метать дротики по остальным участникам, не соразмеряя силу метания.

Вокруг него слышались разные возгласы. Одни давали понять терпение, другие были ближе к стону, некоторые были похожи на скрежет зубов, были так же и возгласы боли. Все это его заводило, хотя восприятие портило ощущение неудовольствия близких. Он был в замешательстве от этого проявления, но общий фон его удовлетворения все заглушал.  

Наигравшись вдоволь, он решил снять повязку и подвести итоги игры. Решив растянуть удовольствие, он медленно развязывал узелок на затылке. Стянув повязку с глаз, он еще некоторое время держал глаза закрытыми. Сквозь веко он видел розовый свет, представляя лица участников. Смакуя предполагаемую реакцию близких, он раскрыл глаза, но не обнаружил никого вокруг. Растеряно осмотревшись, он принялся звать всех вернуться. Он кричал в пустоту, обещая пояснить смысл всего происходящего. Но лишь эхо возвратило ему брошенные обрывки слов.

Он стал перебирать возможные обстоятельства исчезновения участников игры. Ни один из вариантов не мог объяснить ему историю произошедшего. На все поставленные вопросы он так и не находил ответы. Вдруг он вспомнил, что, для пущего интереса, все происходящее снималось на камеру. Он поспешил посмотреть все снятое, ведь только на видео он мог получить ответы на свои вопросы.

С большим волнением он включил воспроизведение отснятого. Перед ним открылась панорама площадки, куда прибывали близкие для него люди. Они были одеты все по-разному: кто-то в пижаме, кто-то в майке, кто-то голый по торс, а кто-то был укутан в плащ. Все они вопросительно смотрели друг на друга. Было понятно, что они не подозревали ни о чем.   

Вдруг они стали одномоментно смотреть в одну сторону. Объектом взора был он. Камера показала, как он замахивается и бросает дротик в сторону вопрошающего к нему. Дротик попал прямо в глаз. Следующий дротик попал другому в губу. Третий стал отворачиваться и обнажил голую спину, на которой была рана. Дротик попал самую середину этой раны. Другому он попал в плечо. Среди всех участников не пострадал только укутавшийся в плащ. Близкие ему участники игры, поняв суть, решили разойтись до ее окончания. Некоторое время, оставался лишь укутавшийся в плащ, но и он, поразмыслив, решил ретироваться, не видя смысла быть игрушкой в чужой игре.

Даже снятая с глаз повязка не могла ему объяснить результат его игры. Лишь запись видео показало ему ошибочность его представления о результате. Все близкие ему участники не приняли такие условия. На одно и то же действие участники реагировали по-разному: кто-то терпел, кто-то стенал, кто-то пытался уклониться, кто-то высказаться, а кто-то просто смеялся. Единственное, на чем сошлись все участники, так это то, что организатор игры не видит и не понимает ничего. Они тоже считали его близким. Чтобы не поступить с ним как с чужим, все участники решили покинуть игру до ее окончания. Даже не получивший ран закутанный в плащ участник не пожелал быть в одиночестве и быть зависимым от организатора игры. Он понимал, что ему может прийти на ум придумать еще какую-нибудь каверзу.    

Первоначальное непонимание потихоньку стало рассеиваться. Он стал понимать, что представление о безопасности метания дротиков было ошибочно. Он понимал, что не все могли быть укутанными, не все имели защитную одежду, не все имели терпение, не у всех было здоровое тело.

Он вспомнил лицо своей несмышленой дочери, искренне радовавшейся совершенным делом. Он понял, что оказался в положении своей же дочери, не понимавшей о причиненной боли своему отцу. Она не знала, что творилось внутри ее родного отца. Ее занимало лишь веселье. Она искренне не поняла в чем ее вина, когда отец ее пожурил.

Когда он все понял, он вновь вернулся на площадку, в надежде, что близкие ему участники вернуться, но все было напрасно. Площадка была пуста.